Дождь. Как здорово лежать на земле, когда сверху на тебя проливается целое море. Крупные капли попадают на лицо, руки, обильно покрывают кольчугу и сквозь кольца проникают внутрь, впитываясь в ткань рубахи. Хорошо просто лежать, раскинув руки, сжимая рукоятку зазубренного меча и остатки разбитого щита, смотреть в серую твердь неба и предаваться воспоминаниям. Вот только нога затекла, и он попробовал повернуться, чтобы удобнее лечь. Тут же воин отбросил эту мысль, потому что по телу пробежала боль от ноющего бока и сломанной ключицы. Он немного полежал еще в той же позе, прислушиваясь к собственному телу, вслушиваясь в звуки битвы, идущей неподалеку, и когда боль поутихла, он вернулся к своим воспоминаниям.
Первым вспомнился родной дом, в котором прошло все его недолгое детство. Вот крыльцо, на нем стоит мать с добрым и чуть печальным лицом, в глазах нежность и забота. Рядом с крыльцом стоит отец, чьи мускулистые руки подбрасывали его вверх, когда он был совсем крохой. Потом всплыли в памяти лица первых его товарищей по казарме, первые совместные патрули и рейды. Первый убитый человек, разбойник из банды, которую поручили уничтожить их отряду. Первый боевой товарищ, умерший у него на руках. Постепенно перед глазами пробегали былые сражения, победы и поражения, радость и ликование, уныние и чувство отрешенности, хмель битвы и вина, скука бездействия…
Нога снова напомнила о себе тупой болью. Все-таки нужно было ее повернуть. Стиснув зубы, он немного перевернулся. Нога не затихла, однако он увидел часть поля сражения. Насколько хватало его взгляда с земли, он видел трупы, брошенное оружие, сломанные копья. Его внимание привлек предмет, лежавший от него в полуметре. Это была человеческая нога, отрубленная в районе колена. Странным показалось то, что нога была одета в его сапог. Сомнений не было, только на его сапогах было по четыре кожаных ремешка с красно-синими тесемками по бокам. Он сам их привязывал. В пылающей от боли голове пронеслась мысль, что абсолютно глупо снимать с него сапог и одевать его на отрубленную ногу. Однако он отбросил размышления над этим странным делом и снова предался воспоминаниям.
…изумрудные луга, простирающиеся вдаль, насколько хватает взгляда, белоснежные склоны гор, журчание ручья на привале, очередное ранение, улыбки девушек, осада крепости, кутеж в трактире, блеск утреннего солнца…
Все перемешалось в голове и воспоминания проносились бешеным калейдоскопом перед глазами. Дождь уже закончился, и он лежал и улыбался. Улыбался выглянувшему солнцу, его лучам, скользившим по его лицу. Оно висело точно над ним, большим желтым теплым кругом, и от этого хотелось улыбаться все больше. А еще он увидел блеск чего-то металлического, совсем рядом, и красные брызги, взлетевшие вверх, и еще он видел солнце, огромное, желтое. Он погружался в него все глубже и глубже, оно становилось все ближе и ярче, заполняя его глаза и все его сознание…
- Зачем ты добил его? Пусть бы помучился еще.
- Почему в тебе столько гнева и ненависти к поверженному врагу?
- Почему? А ты разве сам не видел, скольких он убил, прежде чем его достали? Он сразил не менее двадцати солдат! И ты еще спрашиваешь меня, почему во мне столько гнева к этому ублюдку?
- Вот именно. Не менее двадцати солдат. А если быть точным – двадцать четыре. Вспомни, он сражался даже с раной в боку, продолжал сражаться, когда ему разбили щит и почти отрубили руку. И даже когда его оглушили и отрубили ногу, он унес с собой еще двоих. И это один человек. Мы потеряли почти три тысячи воинов, чтобы уничтожить всего сотню людей. И напомню тебе, что они сражались не за титулы и звания, не за деньги или почести. Воистину, это были славные воители.
- А что толку им теперь до славы? Они мертвы и через неделю от них даже костей не останется, зверье растащит.
- Тут ты неправ. Несомненно, наши имена впишут в историю, но мы будем просто очередными словами на свитках пергаментов. А вот они уже история. Их будут воспевать в песнях и балладах, о них будут слагать легенды и их подвиги будет знать каждый по прошествии множества лет. Но они сражались даже не за это. Вот он даже не думал, будут ли помнить его потомки, не говоря уж о том, чтобы о нем сложили даже простенькую песню. Однако даже ты будешь помнить его до конца своей жизни.
Оба замолчали. Стоя над поверженным врагом они вглядывались в его профиль, в его серые глаза, устремленные к небу, в его улыбку, застывшую на бледном лице, и каждый думал о своем. Когда они повернулись, чтобы отойти от остывшего тела, добивший его старый солдат с горечью проронил:
- К сожалению, теперь он просто мертв.

Дашь мне этого покурить?

   Just Now писал(а):

Дашь мне этого покурить?

Тебе не по карману.
А вообще, смотрю, ты в каждой бочке затычка, стараешься в каждом топе отписаться. Мальчик, иди поспи, поешь там, на свежем воздухе развейся. А то кроме всякой... ерунды ничего написать не можешь. Только воздухо- и светолечение. В общем - лес там

Valency
Молодец!

А на форумных тролей даже не реагигуй - обычный мусор, какового к сожалению полно везде. У них две любимых фразы: Что курил? и Много буковок.

   Henry писал(а):

Valency
Молодец!

А на форумных тролей даже не реагигуй - обычный мусор, какового к сожалению полно везде. У них две любимых фразы: Что курил? и Много буковок.

Забыл про грибы еще)))

Грибы? Да не, на грибы им с таким мозгом денег не хватит)))