Люди! Добрые и не очень, серьезные и хохотушки, умеющие читать и слушающие лишь аудиокниги!
Месяца два назад начал писать рассказ для одной девочке... С сегоднящнего дня мы с ней больше не увидимся... Подскажите, что делать с этим рассказом? Да и вообще, любым комментам буду рад - писатель я начинающий, и не совсем уверен, что на этом можно заработать... точнее, не знаю как...

***
Вообщем, года три назад в тайге произошёл один малоприятный случай, о котором я мало кому рассказывал☺
Мой путь лежал из села Ин в село Князево по начинаевшей своё таяние горной речке Амгунь.
Река-ведьма, именно так ее называли местные жители... Не одного рыбака она унесла на своё дно, не один охотник стал жертвой этой далеко не длинной, но вредноглубокой реки.
Именно поэтому я и пошёл по ней в конце весны, когда лед только начинал таять. Местами были майны, заботливо помеченные рыбаками, а местами, из-за глубокой воды и сильного течения, те самые, природные, о которых не все и охотники то знали...
Многие в деревне предлагали довезти меня по дороге на буране, зная всю опасность этой реки... А другие же молча обнимали перед дорогой, словно прощаясь навсегда...
И лишь я один, с дурацкой улыбкой, словно мне и горы по пупок, всех утешал и обещал вернуться.
Я вышел ровно в семь утра. Холодный, морозный ветер дул прямо в лицо, пытаясь заставить меня вернуться, не делать глупых ошибок. Он пробирался через бушлат, доставал прям до сердца, пытаясь остановить меня... Но я лишь сильнее раззодорился, я кричал ему в лицо, что он не прав, что я смогу! чего бы мне это не стоило...
60 километров между деревнями, петляющая река, пытающаяся запутать своих случайных гостей, молчаливые сопки, хмуро наблюдающие за каждым моим шагом... Я их всех чувствовал.
"Ещё один глупец" - звучало у меня в ушах.
Да, глупец... Через час пути у меня порвались шнурки, что сразу же снизило мою скорость. На втором часу порвал замок на бушлате, когда пытался достать телефон из внутреннего кармана, чтобы посмотреть время.
Солнце начало вставать, пытаясь отогреть мои мысли о путешествии... А может оно специально грело и лед на моём пути? Да, в пути первая радость от будущих свершений сменилась сменилась гневом! В первую очередь на себя, потому что давно зарекался сначала обдумывать каждый шаг, потом действовать. Но нет! Захотел, оделся и пошёл! Лишь бы как бьы

Я услышал шаги!

Человеческие шаги! На много километров от меня в принципе не должно быть ни одной живой души! По дороге не было ни птиц ни зверей и тут, шаги за спиной...
Я резко встал, развернувшись и увидел...
Ту же самую речку, на которой, кроме меня, никого не было...
Горы притихли.
Сердце забилось сильнее. Не может быть! Не может быть, чтобы я никого не видел!
Звук шагов становился все ближе. На всякий случай, я протер глаза. Пусто.
В панике я начал крутиться во все стороны, пытаясь понять, кто и зачем приближается ко мне.
А главное, откуда?
Звук шагов ближе, стук сердца быстрее...
Шаги, шаги... "Да кто ты?" - крикнул я в отчаянии.
И только тогда я понял, что именно не так с этими шагами
Вокруг меня был снег! На много километров вокруг меня лежал, ждал своего последнего часа, где белый, где чуть грязный от таежной земли, снег! А звук шагов был осенним...
Я слышал, как кто-то приминал опавшие жёлтые листья, я даже чуял их запах, чувствовал, как они ломаются род тяжелыми сапогами.
Нет, я не спал и не бредил!
Но страх полностью охватил меня. Остатки разума ещё бились над вопросами: " Как это возможно?" и " Что это?"...
А тело, дрожа и немея, просто перестало слушаться...



Так я стоял несколько минут, слушая приближающиеся, неизвестно откуда и чьи, шаги...
Ни слева, ни справа, ни сзади, ни спереди... Я поднял голову - тоже пусто. Лишь безоблачное небо, озадаченное своими проблемами, тихонько плыло на запад.
Глупая мысль пришла мне в голову, что шаги идут СНИЗУ! Чтоб полностью не сойти с ума, я ухватился за эту мысль, как младенец за руку матери.
Снизу! Подо льдом! Кто-то приближается. И вряд ли друг будет вести себя так. Значит, враг?
Враг? У меня? Откуда? Ладно, нет времени гадать, потом разберемся.
За доли секунды я схватил топор и приготовился. Флейта лежала рядом, выпавшая из рук в тот момент, когда страх овладевал мной.
Что оно сделает? Выпрыгнет на меня из-подо льда? Или просто появится рука, которая унесет меня с собой? В тот момент было не до шуток.
Что бы ни случилось, я готов! Уж топором то я научился пользоваться и шрам на руке от одного неосторожного удара не даст забыть!
Я занёс топор над головой двумя руками, словно крестонесец, одним ударом разрубающий врага пополам.
Все остальное перестало существовать для меня. Только стук сердца, только звук шагов.
Десять метров, пять, два, один... СЕЙЧАС!

Тепло...
Значит, жив!
Придя в себя, но ещё не открыв глаза, я услышал лёгкое потрескивание горящих сучьев. Этот умиротворяющий звук доносился до меня будто из другого мира. Из мира тишины, спокойствия и всеобщего счастья, такого тихого и нежного, что захотелось обнять весь мир, каждое деревце, каждую травинку, прижать его к груди и тихонько сказать: " Я люблю тебя!"
Открыв глаза, я увидел, что чуть справа от меня разлетались маленькие желтенькие искорки, освещая эту безлунную ночь. Они как будто соревновались между собой, кто ярче, кто сильнее и дальше вылетает из общей массы огня и жара.
Несколько минут я наблюдал, как зарождались, выстреливались и также быстро угасали эти маленькие, крохотные чуда природы.
И хоть я видел весь костёр целиком, который сейчас обогрева не только меня, взгляд мой падал именно на эти звёздочки, каждая из которых уходила от огня по своим причинам, так же, как люди...
Бросались в неизвестное, кто-то с желанием создать новый, свой очаг, вдали от всех, надеясь попасть в ту лучинку, которую сможет возжечь, которая готова подарить ему ещё больше тепла и миллионы таких же искринок; кто-то вылетает в пустоту без всякой надежды, лишь бы подальше от испепеляющего общего жара; кого-то просто выгнали, потому что мало давал тепла...
Странные эти лучинки. Полёт каждой казался человеческой жизнью, со своим смыслом, своим характером, своей мечтой.
Интересно, но сколько бы ни горел костёр, всегда появлялись все новые и новые искорки, недовольные общим положением; снова и снова они вырывались на свободу с огромным желанием, силой и... через миг изчезали в ночной темноте. В то время как их сородичи, оставшись на месте, горели себе спокойно, светились, радовались чему-то...
Или это только кажется? Или они просто умирали, стоя на месте? без желания выбраться?
А их сменяли все новые и новые поколения этого тихобушующего огня? А
А со стороны то как видится! Красотища! Миллиарды частиц пляшут под мелодию ветра, то нежного, как ласкания матери, убаюкивающего, то с резкими порывами, будто чем-то осердился он на огонь, пытаясь потушить его, но, вовремя одумывался, сменялся гнав, и языки пламеня продолжали радовать и согревать всех снова, с ещё большим теплом...
я как будто возле костра оказалась...

От грустных рассуждений меня отвлёк старик, неспешно приближающийся с новой партией хвороста. " Проснулся, молодец!"- даже сквозь его бороду прекрасно было видно улыбку, такую добрую, что от неё стало теплее, чем от костра. -" Говорить можешь?" - Старик покинул хвороста в огонь. "Да, уж не маленький,"- улыбнулся я. -"Спасибо вам большое..." - " Да ладно, чего уж там. Ты ведь меня бы тоже не бросил?"- хитро улыбнулся старик.
Несколько минут мы просто молчали, наслаждаясь тихим потрескиванием костра и благоприятным завершением этого дня. Я медленно привстал, пересел поближе к костру. Старик не шевелился. Тело вроде в порядке, двигается, ничего не болит. Я размял пальцы, накинул на себя олень шкуру, подложенную стариком под спину, когда я ещё был без сознания и уставился на огонь.
Я огляделся. Вокруг нас почти ровным полукругом росли тальники, защищавшие от ветра, будто их кто-то специально посадил для того, чтобы путники в них отдыхали. Здесь спокойно бы уместилось лёжа человек пять с костном посередине.
Увы, что находилось за ними, видно не было - костёр не так сильно горел, да и ни одной звёздочки на небе; но я знал, что где-то рядом находится река, та самая, чьей очередной жертвой я чуть не стал - старик не смог бы меня далеко оттащить. И, хоть я был в безопасности, невольно испытал тихий трепетный страх перед ней.
"Ну что, сам расскажешь или пытать тебя?"- старик посмотрел мне прямо в глаза. Добрые и одновременно строгие, от этих глаз трудно что-то утаить, даже если сильно захочешь. " А сумасшедшим меня не сочтете?"- попытался я сгладить свою неловкость. "Ну-с, давай подумаем. Ты сидишь сейчас с человеком посреди тайги, который даже не помнит, сколько ему лет, который с деревьями разговаривает чаще, чем с людьми, который покинул этот мир, но, одновременно, прикован к нему, который..."- и тут старик смутился,-" который и имя-то своё иногда забывает. Так что, нет. Именно Я - не сочту."
"Ох, извини, ты же кушать, наверно, хочешь. Твой рюкзак унесло под воду со всеми припасами, так что на, хлебни,"- старик протянул флягу. А живот и вправду заурчал в предвкушении. Я сделал глоток и... и не понял, что это. Не вода, не сок, не бульон... Вообще ничего подобного раньше не пил. Снова поднес флягу ко рту и понял, что я уже наелся. С одного глотка!..
Видимо, у меня были ну очень удивленные глаза - старик так добродушно засмеялся, что и я не удержался. Давненько эти места не слыхали чистого, доброго смеха двух разных поколений, тихим эхом разносящегося по всей долине, заставляя животных навострить уши, а ветер - ненадолго утихнуть и порадоваться, наконец, человеческому присутствию в своём царстве.

- Да уж, давненько я так не смеялся! – старик вытер слезы с лица. – С тех пор, как с твоим отцом на охоту ходил.
Я, конечно, знал, что по всей тайге известно имя моего отца, слава его разлетелась даже за ее пределы, но все равно было интересно –
- Откуда вы его знаете? Давно?
- Лет двадцать назад. Бродил он тут без дела часто, наблюдал за ним, да и облопошился. На след мой он напал, дело летом было. Ну и, уже он меня начал преследовать, - старик улыбнулся от воспоминаний. – « Три дня за мной гонялся! Как я только не заметал следы! И реку несколько раз переплывал, и в болоте прятался… В итоге, решил я его на Сахару завести! Там уж, точно, думаю, не найдет!»
Озеро Большая Сахара славилось у охотников тем, что из года в год разливалось по-разному. Там, где в первый год была протоптана тропинка, уже на следующий под два метра могла стоять вода. А, благодаря своей кристальной чистоте, когда смотришь вдаль, получалась иллюзия, будто озеро – это море, и берегов не видать, хотя на самом деле в одних болотниках можно было перейти и за час, если, конечно, с курса не собьешься.
И все сопки, так похожие друг на друга, пытаются запутать тебя; создавалось впечатление, что ты идешь по кругу, что в одну сторону, что в другую. Много охотников и опытных и не очень полегло там, и никто до сих пор ни одного не нашел.
- Так, мало того, что он выследил меня, так еще и засаду устроил! Я-то думал, что один могу ночью ориентироваться в этих местах. Так нет! Притворился кочкой, а, когда я пробегал мимо, как выпрыгнул на меня! «Поймал!», - говорит. И рассмеялся, да так чудно, что и я не утерпел. Долго смеялись, высушились да уснули оба. Загонял старика! Три дня и три ночи, шутка ли?!
-Ну-ну, старика! Да ты меня одной рукой вытащил из воды! Представляю, с какой скоростью ты бежал двадцать лет назад!
Старик озорно улыбнулся, но промолчал.
Да и я задумался. Столько людей его знают и уважают, столько историй с ним интересных, необычных. Я не чувствовал зависти, мне было интересно, как? Как он столько смог и успел? Как у него так получается? Где берет силы?
Обязательно спрошу, как доберусь до него…

- Ладно, я твое любопытство удовлетворил. Теперь и ты поведай мне, на кой черт ты поперся по реке? До ледохода меньше недели, везде майны, прогалины! И… что на тебя нашло там?- старик кивнул головой влево. Значит, река и вправду там, не ошибся я.
Тяжело выдохнув, я хотел уже соврать что-то, но, взглянув ему в глаза, сказал правду.
- Я не знаю… Брат пригласил меня на рыбалку. Я, долго не думая, собрал вещи и покинул город. Я не мог там больше оставаться. С рыбалкой ничего не получилось: ни снастей, ни разрешения, да и желание уже пропало. Возвращаться и смысла-то не было. Вот, решил отца навестить.
- А что на буране не доехал?
- На буране не интересно. Три часа и вот ты на месте. Да, к тому же, мне пройтись надо было. Подумать.
- О любви?- неловко спросил меня старик.
- О ней, - тяжело вздохнул я.
Старик подкинул хвороста в огонь.
-Послушай мою историю, а потом будешь думать. – уселся поудобнее и начал не спеша.

Когда я был еще молод, полюбил красавицу одну деревенскую. Именно полюбил. Сразу и навсегда. Много мужиков и юношей ходили к ней свататься, но всех отвергала она по молодости своей или просто не было среди нас милого по сердцу ей. И я ходил, много раз ходил. Цветами ее задаривал, с праздниками всегда по-особому поздравлял. Все свое свободное время посвящал ей, помогал, чем мог. Я был счастлив просто от того, что счастлива она, что она улыбается, ходит радостная, вся светится теплом, словно солнышко.
Полтора года я ходил к ней, чуть ли не каждую неделю признавался ей в любви, просил стать моей женой. И умирал после каждого отказа. Я еле добредал до домой и просто падал на перину на много часов. Клялся себе, что больше никогда не подойду к ней, что женюсь на другой, нарожаем детишек. Я знал, что смогу прокормить и одеть их всех. Вполне возможно, что, со временем, полюблю и свою жену…
Но, как только я собирался с силами, вставал и, первым делом, шел смотреть, как она там. И, снова видя ее улыбку, ее добрые глаза, все мои печали улетучивались. Я любил ее, снова помогал по хозяйству, снова радовал ее мелочами. Даже стихи пытался писать, но у меня это плохо получалось.
Старик немного смутился, но продолжил.
И в середине весны я снова пошел к ней. Последний раз. Я говорил ей о своих чувствах со слезами, уткнувшись головой в колени. Я, правда, уже не мог держаться. Сердце не выдержало бы еще одного отказа. Я был готов отдать все ради нее. Абсолютно все. Готов был уехать с ней, куда она только захочет, сделать все, что угодно для нее. А мог я уже тогда многое.
Но, она сказала, что не может считать меня никем больше, как своим другом. Лучшим другом. Что она тепло ко мне относится и также больно переживает мои страдания. Но, не может быть со мной, потому что не любит…
И я не выдержал. Сердце, переполненное любовью и болью, ударило кровью в мозг. Я схватил ее за плечи и начал жадно целовать. Я не мог остановиться. Она сопротивлялась и кричала, как могла,- старик уже не мог сдерживать слезы.- «И… я взял ее силой»
У меня у самого перехватило дыхание и почувствовал, что слезы уже давно текут, но не вытирал их, а все смотрел на старика.
- Я обмяк. Тело больше не слушалось меня. Она выбежала из дому, почти голая, в темноте, по снегу и бежала прямо к реке… до первой майны. А в памяти моей остался лишь силуэт, убегающей от меня любви, моей Амгуни.
Старик тяжело вздохнул, помолчал пару минут и продолжил.
- Естественно, набежал народ. Половина хотели меня на месте убить, в глазах другой я видел лишь презрение. Меня не повесили только из-за моих заслуг перед деревней в прошлом. Но решили, чтобы я оставил деревню навсегда. Да и сам я не мог никому в глаза смотреть тогда. Через час после вече, я ушел.
И вот, почти 400 лет, я брожу по обоим берегам этой реки, не зная ни покоя, ни усталости, с вечным стыдом, с презрением к себе, с болью сердце и любовью к Амгуне.
И, как прежде, я радую ее мелочам, слежу за ней, рассказываю, что и где видел. Это тяжело и больно, почти безумство, но это и любовь. Такую судьбу я выбрал себе сам. Это моя награда и мое наказание. Каждый сам выбирает себе ношу по силе своей. Я не хочу умирать так и не узнав, простила ли она меня, но и узнать я смогу только после смерти.

Я не знал, что сказать. Думал, он поможет мне с моей проблемой, но запутал еще больше.
- У меня же все наоборот. С шестнадцати лет я люблю одну девочку, но так и не смог ей в этом признаться. Просто язык онемевал, только и мог, что смотреть на нее преданными щенячьими глазами. Даже притронуться боялся. Она знала о моих чувствах, но тое молчала. Относилась ко мне, как к другу… Просто как к другу.
А, вернувшись с армии, узнал что она переехала в другой город. Помчался туда, нашел ее и узнал, что она уже беременна. И парень есть. Более того, беременна от другого.
И снова слезы… Я собрал силы в кулак и стукнул по земле: « Что им надо, дед? Что им надо?»

- У других же как-то получилось! Другие же живут вместе, воспитывают детей, ссорятся, мирятся, но, ведь, любят друг друга! Любят? Или просто смирились? Дед, ты больше мен видел! Скажи мне, что им надо?
- Я могу сказать тебе, как заставить волка отгрызть себе хвост, как приготовить зелье, что у меня во фляге, как вырастить кувшинку на болоте и даже как реку вспять повернуть. Но я не могу тебе сказать, чего хотят женщины.
Старик устало опустил глаза и задумался.
- Недавно, одна девушка сказала мне, что женщины влюбляются в свою фантазию. В иллюзию, которую сами же себе и придумали. И они ищет того, что хоть немного похож на их отца или старшего брата, которых они любили с детства.
Начинают жить вместе и, со временем, иллюзия тает и на смену ей приходит ей реальность, то, что на самом деле из себя представляет ее избранник. А, если уже и дети есть или беременна, то им просто некуда деваться и начинают любить то, что есть или расходятся, если парень против, если отлюбил свое.
Это то же самое, что выйти замуж за свои мысли, за свою мечту, которая только в голове, а не рядом. Рядом только тело, похожее на нее. Так же нельзя! Это просто самообман! Ложь, которая может испортить всю жизнь!
- Ты забыл еще кое о чем. О нас! Ведь, если мы любим женщину, то сделаем для нее все, что угодно. И сами можем кое-что в себе изменить, то, что нужно именно ей. И тогда она полюбит тебя еще сильней, и осчастливит тебя еще больше!.. Но, не воспринимай всерьез, это просто догадка.
- А я уж было, поверил. Эх, старик, старик… Толку-то от твоей мудрости,- я устал, глаза начали слипаться.
- Моя мудрость в другом,- печально ответил старик. – Понимаешь, у тебя слишком большая душа, чем нужно одному человеку. И у отца твоего большая. Он потому и стал легендой, что любовь свою всем дарил, всем встречным, а не одной женщине. Потому никто и не может назвать его своим врагом или недругом. Даже твоя мать не смогла принять всю его любовь. Не знаю, может тебе нужна женщина сильнее твоей матери. Настолько, чтоб и не захлебнулась, потому что, судя по твоему характеру, ты отдашь ей всю свою любовь, а, судя по неопытности, сразу.
Это очень сильная энергия, а, в твоем случае, её еще и очень много, мало, кто может выдержать такое среди молодых. Встретил я такую лишь раз, и то она лет тридцать назад уехала с этих мест.- старик улыбнулся. – Ну, то есть тогда она еще была молодой.
- Обнадежил, блин, - улыбнулся я. – А что с Милой?
Отпусти. Отпусти и забудется. Не убивай ее ни в своем сердце, ни в голове. Уверен, она хорошая девочка.
- А, если я не смогу ее забыть? И любовь не пройдет?.
Старик задумался. У него уже был ответ, но он не решался произнести. Мешкался, приглаживал бороду. Я не отрывал от него взгляд.
- Есть одно средство, но назад дороги уже не будет. Но, не сейчас, ни в коем случае! Как решишься, ты сам меня найдешь и я помогу тебе забыть, забыть всё.
Страшно было от этих слов, но в ответ я просто утвердительно кивнул.
- Но, сначала попробуй просто отпустить, - легкая улыбка немного подняла настроение.- Сделаешь для меня кое-что в городе? Мелочь, но больше мне рассчитывать не на кого.
- Да не вопрос.
- Покинуть я это место не могу, так что тебя найдет мой связной, когда придет время.
- А ты крутой перец, смотрю! Связной! – и дружно рассмеялись.

И все-таки, что-то меня в этом деде пугало.
Не смотря на его по-настоящему добрую улыбку, уставшие от любви молодости глаза и его историю, в которую я просто не мог не поверить, все равно осталось что-то неясное, осталось много вопросов, нестыковок в его рассказе. Что-то заставляло меня пугаться, хоть я и сдерживался.
- Старик, объясни мне, почему я слышал осень там, на реке. – начал я серьезным тоном. – Я отчетливо слышал шаги по осенним листьям, постоянно приближающиеся. Этого ведь не могло быть?
- Осень, - устало начал старик, - это время великой печали. Когда увядают зеленые листья жизни, когда ветер уносит прежнюю радость, оставляю после себя лишь тоску и обиды. Осень – это начало конца. Первый шаг к суровой, отнимающей всё, зиме. Сама природа зимой засыпает и заставляет всех прилечь с ней рядом, отдохнуть. И, поверь, далеко не все просыпаются весной. Не всех весна радует вновь, даря надежду и новые желания.
И я сейчас вовсе не про времена года. Я про состояние души, твоей души!
Ты знаешь, что путешественники – самые несчастные люди на земле? Они пытаются хоть немного осчастливить других своим присутствием, своей поддержкой, радуются их счастью, а не своему. Они постоянно в пути, постоянно от чего-то бегут – проблем, семьи, законов – все это лишь отговорки. Они бегут от себя! Но, сколько бы ни бежали, нигде не смогут они быть счастливы, потому что счастье – не снаружи, оно – всегда внутри. Здесь и здесь, - старик указал на свое сердце, потом приложил палец к голове.
И печаль твоя, какой бы огромной она ни была, находится лишь в тебе! Ни в Миле, ни в твоем окружении, нигде ее нет, кроме как в тебе самом. И только ты можешь решить за себя, жить ли с ней дальше или отпустить, очиститься и продолжить свой путь, готовым к новому.
Мне лишь остается удивляться и гордиться личным разговором с тобой! Ты свою осень встретил с оружием в руках, - старик улыбнулся, - хоть и мало было от него проку, но ты не хотел просто так замерзнуть. Даже с таким багажом грусти и печали ты все равно захотел жить, смог бороться за свою жизнь.
- Ага, на деле-то я сам чуть себя и не погубил! Раздолбил лед, на котором же и стоял! Если бы я просто ничего не делал, то тебе бы даже не пришлось меня спасать!
- Ты еще не понимаешь, - вздохнул старик. – Самое главное здесь, как раз то, что ты не просто стоял и ждал своей участи, ты готовился к битве с неизвестным тебе, и к началу был готов! Был готов сразиться со своей осенью, ты не оставил свое будущее, не отдался в руки неизвестному.
Надо сказать, что зрелище было, что надо, - засмеялся старик. Силища так и перла из тебя! Столько ярости я давненько не видывал, с тех пор, как на штыках ходили.
- Ладно, - перебил я старика, - я и правда, еще не готов умирать. И, я думаю, осень это тоже поняла, так что пусть подождет. Я к ней лучше сам как-нибудь приду. Не собираюсь я жить четыреста лет, да не выдержу, наверно, столько… Кстати! – меня вдруг осенило, - ты то как столько прожил? Неужели, одной своей любовью и знаниями о таежных растениях?
- То есть, тебе мало таких объяснений? Ли не веришь, что это возможно? – старик нахмурился.
- В том то и дело, что верю, - без тени смущения ответил я. – Но, должно быть еще что-то, что-то большее.
Я не знал, как передать словами свои ощущения. Что-то он все равно скрывал.
- Давай я тебе расскажу об этом в следующий раз. Уже светает и за мной скоро придут.
- Кто?- я уже был готов драться с кем угодно, лишь бы старик рассказал мне все до конца! Еще столько вопросов не отвеченных…
- Потом все узнаешь! Собирайся, быстро! – старик потушил костер двумя охапками снега, раскидал угли. – Снова проворонил. Старею, наверно.
Да кто там за ним гонится?
- А мож мы их того, ушатаем по-быстренькой, да ты мне все расскажешь?
Старик засмеялся.
- Ушатаем! Ага! Ни один клинок их не возьмет, ни одна пуля не заденет их. Чем ты их брать собрался? Голыми руками?.. На, хлебни вот этого и беги без остановок. Тяжко будет только на утро и… не оборачивайся! Вообще никогда не оборачивайся! Там только воспоминания…
А вот у этой бодяги вкус был! Открыв флягу, у меня чуть слезы не полились. Пахло хуже, чем спиртом, а, глотнув, так вообще показалось, будто лавы захлебнул. Тело словно сгорало изнутри, волосы встали дыбом. Постепенно, силы наполняли меня, неизвестные, мощные. Я сжал кулаки. Такое чувство, будто и скалу могу расколоть с удара. Сознание ясное, чистое… Теперь-то я знаю, чего хочу.
- Ну, где эти индюки? – я готов был порвать всех и каждого, кто мне не нравился. А они мне уже не нравились.
- Беги, дурак! Я тебя сам найду, узнаю, как ты здесь появишься! – старик толкнул меня в направлении деревни. – Удачи тебе!
А, сделав два шага от его толчка, я уже не мог остановиться!
Ноги сами несли меня. Я бежал все быстрее и быстрее. Дыхание ровное. В голове тишина. Ветер еле успевал за мной. Так светло сознание, Боже! Так прекрасно солнце! И свежий, чуть сладковатый воздух, любовью наполнял меня всего. От радости я прыгал по несколько метров в высоту и опускался, медленно, как перышко, боясь примять белый, беззаботно тающий, приласканный со всех сторон ветром, снег.
Ровный стук сердца, еле доносившийся до мозга, одарял спокойствием; можно было почувствовать каждую клеточку, пронаблюдать, как она рождается, живет и засыпает навсегда.
И, лишь тогда я понял, что стал видеть лучше, дальше, четче! И мысленно я пытался сохранить зрение именно таким. Даже, когда эффект от зелья кончится, я хочу, чтобы зрение у меня осталось именно таким!
Много чего я передумал за этот час, пока добирался до деревни. Все сразу складывалось в единую мозаику. Мне, наконец, стали понятны и мои поступки, за которые прежде я себя корил, и других людей, за которых держал обиду. Любая мысль, пришедшая в голову, находила себе объяснение сама, любая задача, доселе казавшаяся неразрешимой, решалась сама. И без лишних «а если?», «а вдруг?». Всегда и на все был один ответ!
И вот уже виднеется деревня. Ни капли радости не прибавилось, потому что чаша и так уже была заполнена.
Я сбавил темп, перешел на шаг. Улицы, еще пустые, снежные, радостно встречали старого знакомого, вернувшегося издалека, своими старенькими, но прибранными домами.
Да, здесь прошло мое детство! На этой сопке, с двумя большими улицами, с ювелирной точностью разделенными ровными участками, и до сих пор покосившимися в тех же местах заборами.
Вот здесь-то время и не властно! И от осознания этого я все равно почувствовал себя чуточку счастливее…

- Пап, а почему Амгунь ведьмой называют? Ее же в честь той девушки назвали, которая утонула. А она-то явно ведьмой не была.
Мы сидели на кухне, играли в шахматы. Больше недели прошло с тех пор, как вышел из Ина, как встретил безымянного старика, как глотнул его непонятного зелья, резко открывшего во вме все потоки чакр. Собственно, из-за него тело и не выдержало таких перегрузок и, по пришествие к отцу, я потерял сознание и слег на неделю.
Три дня я просто не мог шевелиться, хоть сознание и работало. Я слышал все, что происходило вокруг: как его новая жена ворковала около меня, тщетно пытаясь хотя бы напоить водой, просила отца отвезти меня в больницу, переживая, что я не выйду из комы, но что отец просил ее терпеть и ждать, просто нужно время.
Все в деревне уже по несколько раз наведывались, кто по делам к отцу, кто просто поглазеть. Странное ощущение на самом деле. Будто твой разум перенесли в статую – ни двинуться, ни слова сказать. И в глазах одна лишь темнота. Я даже не мог почувствовать, дышу ли я.
И, пока деревенские думали, решали, что же со мной случилось, отец отрешенно готовился к весенней охоте – чистил ружья, заряжал патроны, ремонтировал снегоход. Он и не думал даже, что я не приду в себя. Его уверенность передалась и мне.
- Через пять дней на Сахару выезжаем, ты с нами? – спросил отец под вечер третьего дня.
- Да, - от своего ответа больше удивился я сам, нежели он. Никакой боли, никаких усилий я не прилагал, отвечая ему. Как будто ничего и не произошло.
- Хорошо. Сегодня ночью откроются глаза, так что мы у Витьки переночуем. Выспаться охота.
Даже с закрытыми глазами я почувствовал его улыбку. Морщинистые, но с хитринкой глаза заставили меня задуматься. Он явно знал больше, чем говорил. И ночью я понял, о чем он умолчал. Поняла и вся деревня.
Я все также лежал без движения, без снов, в одном предвкушении, когда уже смогу нормально жить, как вдруг глаза мои открылись. Сами.
Чудовищная боль, словно ударом кувалды, обрушилась на мою голову через глаза. Даже закрытые шторки и двери не смогли полностью избавить комнату от света. От самых глаз до затылка удар был такой силы, что, казалось, будто меня расплющили, оживили и заставили почувствовать эту боль. Один удар – одна смерть, один вдох – одна жизнь.
И не было в ту ночь в деревни такого человека, который не проснулся от моего крика, то ли последнего, то ли первого.
Боль прошла так же быстро, как и появилась. Тело сжалось, мышцы напряглись, я, наконец-то, почувствовал биение своего сердца. Отдышавшись, я радовался только тому, что эта боль была физическая, а не душевная.
До утра я провалялся, так и не рискнув встать с постели, хоть и шевелил пальцами, руками, ногами, спокойно моргал. Разумеется, я понимал, что телу сейчас очень больно снова начать жить – мышцы отрафированы, а мозг перестал принимать сигналы боли от тела. Не хотел я, чтоб боль опять вернулась в бодром состоянии, а потому решил уснуть, что оказалось совсем не трудным.
Последующие три дня я пытался встать с кровати и начать ходить. Каждое утро начиналось с часового мучения, боли и слез. В итоге я, обессиленный, просто выключался до самого полудня. Просыпаясь, кушал ( на ложку с супом сил хватало) и снова пытался встать самостоятельно.
- Не торопись, - говорил отец, - у тебя еще есть время. Сначала все обдумай. Приведи тело к мыслям, сделай его своим другом, не надрывайся. Я уже старый, чтоб постоянно таскать тебя в туалет на себе.
- Ага! В тебе и через тридцать лет сил больше будет, чем в любом деревенском, - отмахнулся я, но к совету прислушался.
Раньше я просто пытался заставить тело встать, подчинить своей воле, но, немного пораскинув, решил ему помочь. Собрал все силы и мысли в том месте, которым надо было сделать движение, а затем именно просил тело его сделать. И вот, минут через десять, весь мокрый от напряжения, я стоял у кровати на своих ногах, ни на что не опираясь, счастливый и уставший.
- Быстро учишься, - улыбнулся отец. А потом добавил грустно, - Эх, если б у нас было больше времени…
И ушел куда-то, задумавшись.
Вот умеет же все испорить! Прям как я! От гнева и непонимания я быстро потерял контроль над телом и упал, благо, на кровать.
«Захотел бы – было бы больше времени! Не надо было с мамой расставаться! Да хрен с ним, хотя бы навещал почаще нас, а не своих друзей-знакомых!» Не долго текли слезы, просто не было сил. Вскоре, я заснул.

…Ах, Мила, Мила… Простишь ли ты меня, узнав, что разлюбил тебя недавно?.. Хотя нет, не разлюбил. Я люблю тебя, но уже как-то по-другому. Даже не как друга… Ладно, потом найду объяснение…

На четвертое утро своих мучений, я почувствовал себя гораздо лучше. Тело почти перестало ныть. Силы возвращались ко мне. «Вот ведь дед! Ты ж знал, что со мной так и будет! Кто его преследовал, раз он решился напоить меня им? С кем, даже в том состоянии всесилия, я бы не справился? Все ответы через год… Но я не собираюсь тут торчать целый год! Осенью я все равно уеду в город.»
Я поймал себя на этой мысли, когда уже открывал входную дверь. То есть, я встал, обулся, спокойно дошел до двери… и, испугавшись, крепче схватился за ручку.
«Мда… Вот так задумаешься, Руська, и окажешься где-нибудь посреди тайги в одних трусах и тапках!»
Дальше до туалета я дошел не спеша, контролируя каждый шаг.

- Люди всегда говорят, что видят. – Отец закурил. – Раньше эту реку называли Серебряной из-за огромных косяков кеты, идущих на нерест. Рыбы было так много, что все река переливалась серебром от ее чешуи. А в лунном свете она казалась еще прекрасней, еще живее.
Советы, прознав про реку, быстро прислали сюда людей, поставили колхоз и началось массовое истребление рыбы. Рыбаков, и колхозных и браконьеров, становилось все больше, пошли ссоры, драки за тонь, убийства прям посреди бела дня. Народ сорвался с цепи, каждый хотел все больше и больше. А когда СССР развалили, всем резко стало плевать на нее. Люди не знал, чем заняться, что ждет их дальше, а потому и ловить стали каждый себе на стол, да и то по настроению.
Зато у всех появилось время пообсуждать, повспоминать прошлое. Сколько убитых на реке, сколько утонувших по глупости, запутавшись с собственных сетях или по-пьяни выпавших за борт. И все дружно решили, что во всем виновата река – Ведьма! Она всех погубила, порессорила. Она, а не их жадность. А про Амгуньку совсем забыли.
- А ты где был в это время? Ты ведь уже здесь работал, в колхозе!
- Ну, официально, да. – Отец улыбнулся. – А, на самом деле, только вернувшись с Самары, ушел сразу на охоту. Истосковался я очень. Тогда-то я и встретил Панкрата, который тебя зельем угостил.
Откуда ты знаешь? – я вообще никому даже не хотел рассказывать про него, чтоб не прослыть пустословом.
- Да я и сам его пил и эффект тот же. Один в один. Полный отказ тела. И я где-то неделю восстанавливался. Мать твоя выходила.
Я задумался. На меня зелье действовало чуть больше часа, а старик говорил, что отец гнался за ним дня три, тогда как…
- Как я его догнал? – отец следил за моими глазами, понял как-то, о чем я думаю и, даже, с какой скоростью. Не замечал раньше за ним такое. – Он сам обронил один пузырек часа через два погони. Я вообще случайно его увидел, как раз в тот момент, когда присел отдохнуть. Открыл, пахло вкусно, ну, я и выпил.
- Ахаха, старик до сих пор думает, что ты его своими силами догнал! – засмеялся я.
- Да куда там! Он мчался быстрее сохатого! Там ни один спортсмен не сравнится! – отец ушел ненадолго в воспоминания, глядя на доску. – А почему ты всегда играешь «Королевский гамбит»?
- Даже не знаю, - я подыскивал слова. – Он намного интересней в атаке и в общем развитии партии. Здесь нет пустых ходов. Каждый может оказаться предпоследним. Это словно бой на мечах, где одно неосторожное движение может оставить тебя без качества или вовсе без головы.
- Столько жертв ради атаки! Ты ж не будешь ждать от меня ошибки? Когда-нибудь твоя атака захлебнется, не кем просто будет шаховать. У тебя весь королевский фланг в дырах, король раскрыт, а ферзевой вообще не развит! Представь, что партия – это жизнь! В жизни ты бы так же всем жертвовал ради одной цели? Подумай об этом как-нибудь… - отец то ли слишком серьезно воспринимал шахматы, то ли и, правда, был в этом какой-то смысл.

- Вы же долго с ним разговаривали? – серьезно спросил я, переводя тему.
-Нет, нету. Ни одного рецепта. Даже бутылька не осталось, чтоб по остаткам восстанови его состав. – опередил меня отец. Думал, что опередил.
- Как он прожил четыреста лет? – улыбнулся я.
- Значит, тебя больше интересует бессмертье, чем сила? – ситуация и на доске и в разговоре начала усложняться. Думать на два фланга становилось все тяжелее.
- Меня больше интересует любовь. Именно она может дать мне и силу, которой хватит на всю жизнь, пусть и короткую по Божьим меркам. – Я напал ладьей на ферзя.
Отец посмотрел на меня по-другому, уже более серьезно. Затушил недокуренную сигарету.
- Любовь? А что такое любовь для тебя? Что ты чувствуешь, когда думаешь, что любишь? – шахнул отец слоном. Да, задумываться заставлять он умел.
- А разве можно сказать словами, что такое «любовь»? – закрылся я пешкой.
- А ты вообще любил, - шах конем. Отец перешел в контратаку. Где-то я проглядел.
- А ты в моем возрасте разве не любил? – отошел я королем вместо того, чтоб просто разменяться фигурами.
- Ты знаешь, что значит «любить, как Бог»? – отец отодвинул доску к окну. Ни к вопросу, ни к действию его я был не готов.
- Ну, Бог любит всех одинаково, - замялся я.
- Так уж и одинаково? Даже тех, кто в него не верит?
«Блин, ну что все прицепились с этим богом! Мы ведь среди людей живем!»
- Да, даже их! - Я пошел на пролом. – И прощает всех: и тех, кто Его обещал любить, а, после какой-нибудь неудачи, проклинал, отказывался от Него в порыве чувств; и тех, кто нарушает постоянно заповеди Его; и тех, кто словами Его прикрывает дурные поступки! Всех, даже убийц, пришедших к нему на исповедь перед смертью!
- А тех, кто не пришел? – отец уже не отрывал от меня взгляда, словно дотошный экзаменатор.
- Он сам их находит и начинает разговор. А в общении с Богом трудно не согласиться, особенно, когда знаешь, что он – Бог! – парировал я спокойно.
- А ты, наверно, хочешь жить с любимой женой, растить детей счастье и спокойствии, обучать их всему, чему научишься сам? Хочешь, чтоб у них было детство, настоящее, семейное? И с женой своей никогда не разведешься? Не то, что мы с Викой, так? – отец будто у двухлетнего спрашивал, зачем он ковыряется в носу.
И это могло взбесить любого, кроме меня. Незаметный глубокий вдох, на долю секунды дольше прикрытые глаза во время очередного моргания и кровь в висках очень быстро перестала стучать.
- Да, я этого хочу! – тихо, но твердо, глядя в глаза.
- Все этого хотят! – гневно сказал отец. Срубил пешку ферзем по диагонали. – Тебе мат. Ляг, отдохни лучше, ты устал.
«Как я прозевал? Там же все нормально еще было!» - Я смотрел на доску полуслезящимися глазами. – « Да когда же, черт возьми, я его выиграю?!»
Отец нервно закурил, встал, вымыл руки и хотел уже было выйти на улицу…
- Так нельзя!
- Что? – не глядя на меня, спросил он.
- Вскрытый шах. Когда я уходил королем от предыдущего. Это тебе был шах от ладьи тогда. Ты не все предусмотрел.
Отец вернулся, не веря своим ушам. Таких мелких ошибок он давно не совершал.
- А, поскольку ты взялся за ферзя, единственный ход – это закрыться им и, в итоге, я с перевесом в качестве и разрушенным твоим правым флангом – результатом моих жертвенных атак, выиграю тебя ходов за тридцать, если будешь сопротивляться. И еще кое-что… - я поднял глаза на него. В голове все бешено стучало. Из носа пошла кровь. – Бог сильный. Он любит всех одинаково. Но, у Бога нет жены! Он не может всю свою любовь отдавать только ей, он не может сделать ее самой счастливой на земле, он не может просыпаться с ней каждое утро, гладить ее волосы, щеки; видеть каждый день улыбку на ее лице, просто радоваться тому, что она улыбается. Он не может целовать ее, когда захочет и доводить до блаженства. Он не может любить ее по-настоящему! И детей у них не будет, они не будут вместе готовить ужин, и не будет проблем, мелких ссор по пустякам и страстных поцелуев после. Она даже состариться с ним не сможет!
И к чему бессмертие, когда счастливы только вокруг тебя, а не ты сам? Кому Бог может пожаловаться на людей, на их презрение и поспешные обиды? К чему мне видеть взлеты и падения людей, когда я сам не буду счастлив? И пусть всего лишь полвека, но я буду любить ее! Вот что значит для меня любовь, отец, вот что значит!

Вообщем, пока все... На том мы и расстались... Пытался писать без нее, но получился лишь переход от всего этого к ... а вот к чему, я еще сам не решил... Уверен, что мало кто прочтет ибо мобы не дремлют да и пинать тех, кого вы здесь называете врагами намного приятней...
Я лишь прошу тех, кто, может с интересом, а, может, засыпая на каждой строчке, дочитал до конца, посоветовать мне, что мне с этим делать, нужно ли это кому-то, может ли из этого всего что-то получиться?

Кто прочитал, перескажите про что там!)

понравилось) продолжать обязательно нужно. и могу сказать одно - той, для кого писал нужно в любом случае это прочитать

Shadow_Dancer

Рассказ не читал, но предлагаю беспроигрышный вариант развития. Некий могущественный негодяй похищает твою возлюбленную, ты еще пару сотен страниц ее спасаешь, побеждая прислужников злодея, попутно обзаводясь спутниками и артефактами, и в конце концов побеждаешь злодея. Но узнаешь, что твоя любимая была заколдована, и что расколдовать ее можно, лишь добыв некий могущественный артефакт, находящийся в ином измерении. Ты отправляешься туда, еще пару сотен страниц ищешь артефакт, побеждая всех, кто в этом мешает, обзаводясь попутно спутниками и друими артефактами, и наконец, победив Хранителя артефакта, получаешь его, возвращаешься и расколдовываешь возлюбленную. Но тут ты узнаешь, что прислужники злодея из первой серии, которых ты не добил, провели темный ритуал и воскресили своего господина. Ессно, он первым делом снова умыкнул у тебя твою возлюбленную... Короче, кровь предков кипит в твоих жилах не переставая, злодеи, спутники и артифакты в ассортименте, работы непочатый край. Вперед)

Понравилось)
Щакакврежу
На роль негодяя кого предложиш)))мож мну?

-СептоН-

да без проблем)