Устало опустился на колени воин,
Отбросив меч, закрыл лицо руками,
Но даже через черствые ладони,
Он видел воспаленными глазами поле брани,
Он, содрогаясь, слышал умиравших стоны,
Их хрип под свистом ненасытной стали,
Голодный крик, с которым оголтелые вороны,
Над морем тел истерзанных сбивались в стаи.
Он слышал ветра погребальный вой
Над царством мертвых без конца и края,
Где так недавно, в пляске злой,
Бесилась смерть, горстями души собирая,
Где те, кто в жажде золота, вспороли мир чужой,
Лежали с теми, кто погиб свои пределы защищая,
Переплетенье тел сковало стужей ледяной,
И снег в безмолвии раскрытых глаз не таял.
И вспомнил воин: молодым и сильным,
Среди таких же беспощадных, бравых,
Мечтал насытиться в краях обильных,
Мечом добиться почестей, любви, богатства, славы,
Но день за днем, то задыхаясь на дорогах пыльных,
То замерзая средь лесов в походах бранных,
Шел черным вестником холмов могильных,
Не замечая за спиной следов кровавых.
Он вспомнил жадное ворчание костров,
Лизавших плоть, изъеденную язвами чумы,
Поруганных девиц, проклятья вдов,
Детей, раздавленных колесами войны,
Дешевую любовь усталых шлюх за мизерный улов,
Хмельной угар под хохот пьяной пустоты,
Тяжелые провалы в пасть кошмарных снов
И вновь… по трупам жертв своей мечты…
И вновь, под звон доспехов, вереницей,
Наполненных чужою болью лет,
А слава обретенная – клеймо убийцы
И вместо вожделенных почестей – плевки во след,
Животный страх, обезображенные ненавистью лица,
Глаза, в которых доброту сменил безумной мести свет…
Он убивал, чтобы не видеть их… чтобы забыться,
И вот он на коленях.... и в жестокости забвенья нет.
Меня обижать не надо... У меня разгон от милой зайки до жуткой стервы 1,5 секунды.